GreatPhilosophy

Для любого обычного человека нет ничего более понятного и более значимого, чем жизнь. В силу самоочевидности многим кажется, что само это понятие и соответствующий ему феномен не требуют специального рассмотрения, тем более научного или философского. Каждый волен распоряжаться своей жизнью. И собственной интуиции достаточно любому человеку, чтобы разобраться в своих жизненных проблемах. Однако стоит только отрешиться на минуту от повседневности, как становится понятным, что представление о жизни — это целый клубок проблем. Проще всего забыть о них, чтобы жить. А если все же задуматься над всем этим и попытаться разобраться? Первое, в чем следует в этом случае "разобраться" прежде всего, — в том многообразии точек зрения, которые высказываются по этому поводу с древних времен и продолжают множиться до сих пор.

Путь "философии жизни" был не менее тернист, чем сама жизнь на протяжении трех тысячелетии.

Даже в первых истоках философских размышлении жизнь выступает отнюдь не как чисто биологическое явление. Возможно потому, что естественные причины ее появления на нашей планете были долгое время совершенно не доступны какому бы то ни было научному изучению. Кульминацией ранней восточной философии в этих вопросах выступил буддизм. Выражая сущность жизни, проницательный Гаутама (Будда 623—544 до н.э.) определяет ее как "жажду". Жизнь — это жажда, томление, стремление, желание. Они никогда не исполнимы, поскольку достигнутое тут же обращается в новое пожелание. Такой взгляд на существование превращает его по сути в зло. Если бы Будда не верил в возможность перерождений, единственным смыслом жизни было бы ее отрицание. Но поскольку личность переселяется в следующие друг за другом существа, смерть не уничтожает ее. Однако как в таком случае прервать эту бесконечную череду превращений? Как избежать безумного вращения космического колеса, движимого космической жаждой? Единственное, что может иметь ценность в жизни, — бегство от существования. Высшее благо, противопоставленное высшему злу, — это именно небытие субъекта. Жизненное стремление буддиста — прекращение жизни, вычеркивание себя из существования, отказ от самоощущения. Буддистская жизнь — "тропа", ведущая к уничтожению жизни. Учение Будды предполагает спасение верующих. Это спасение — достижение нирваны. Следование предписаниям буддизма придает смысл жизни, которого она сама по себе лишена. Нирвана для буддиста не представляет собой уничтожения жизни, абсолютной смерти. Здесь налицо две формы существования жизни: индивидуальная жизнь, в которой человек чувствует себя обособленной частью целого, и универсальная жизнь, в которой он ощущает себя целым и в этом смысле ничем не определенным. Нирвана — растворение индивидуальной жизни в "океане" Вселенной. Сохраняется родовая жизнь, которой с точки зрения европейца нет, например, у камня.

Христианство же предпочитает этой земной жизни не бездуховное ее существование, а именно другую жизнь, совпадающую с этой в главном, — в бытии. Христианин в отличие от буддиста не располагал поначалу оценкой земного существования. Он исходил не из размышлений относительно жизни, а из божественных откровений о высшей реальности. Беспредельность этого высшего блага делает незначительными все прочие. В отличие от буддиста христианин не пессимист, но и не оптимист в отношении ко всему данному, так как жизнь в его представлении ничего не стоит — ни во благе, ни во зле. Главные ценности для него — Бог и блаженство, достижимое лишь по ту сторону этой жизни, т.е. в другой жизни. При соотнесении земной жизни с высшим благом она представляется лишенной всякой внутренней ценности. Она может стать либо великим благом, либо великим злом. Если же человек ценит жизнь как она есть, он удаляется от нее как единственной истинной ценности. В этом случае жизнь становится сама по себе греховной, ибо сущность всякого греха для христианина — одобрение всего, что связано с земной жизнью: желания и удовольствия. Ницше писал, что удовольствие желает глубокой вечности, оно стремится продлить мгновение чарующей реальности. Христианство поэтому видит в желании удовольствий высшую степень греховности. Но не все так просто и однозначно. Тот же Ницше пишет: "Жить — значит ли это, следовательно: быть непочтительным к умирающим, отверженным и старым? Быть всегда убийцею? — и все-таки старый Моисей сказал: "Не убий!"". Это, как известно, и важнейшая заповедь христианства.